31 декабря 3014 года (512й год по новому летоисчислению)
Чтобы достать елку к празднику, мне пришлось отправиться к опушке Синего леса, а это, ни много ни мало,- 15 верст. Дорога была тяжелой: сани то и дело вязли в грязи. Вторая ядерная зима шла на убыль, и последние лет 50 дороги представляли собой кашу из пепла, снега и глины.
Возвращаясь в Оптину Пустынь, я прошел Невасюки, и уже подобрался к окраинам своей деревни, когда услышал гомон и крики людей. Я спрятался за угол одной из лачуг, и вскоре изза поворота показалась мрачная процессия, которую возглавлял угрюмый старик с белой бородой. На нем была высокая черная шапка а в руках деревянный крест. Скрепя металлическими суставами и пошатываясь, за ним шел мехабык.
Церковники! Они не появлялись в этих краях уже около года. За мехабыком, гремя цепями, уныло брели "еретики-староверы". Одни из тех немногих, кто еще рискует отмечать праздники наших предков- Новый Год и Масленицу. По бокам шли надсмотрщики. Пустые прорези масок холодно осматривали галдящую толпу, выискивая бунтарей и противников церкви.
Я спрятался за угол и затаил дыхание. Если меня словят- неминуемо отправят на каторгу, и тогда моим детям, Марте с Климом не выжить одним...
Минуты казались вечностью. Я дождался, когда скрип металла и лязг цепей полностью стихнет, и потащил елку домой. Осталось немного...
Чтобы достать елку к празднику, мне пришлось отправиться к опушке Синего леса, а это, ни много ни мало,- 15 верст. Дорога была тяжелой: сани то и дело вязли в грязи. Вторая ядерная зима шла на убыль, и последние лет 50 дороги представляли собой кашу из пепла, снега и глины.
Возвращаясь в Оптину Пустынь, я прошел Невасюки, и уже подобрался к окраинам своей деревни, когда услышал гомон и крики людей. Я спрятался за угол одной из лачуг, и вскоре изза поворота показалась мрачная процессия, которую возглавлял угрюмый старик с белой бородой. На нем была высокая черная шапка а в руках деревянный крест. Скрепя металлическими суставами и пошатываясь, за ним шел мехабык.
Церковники! Они не появлялись в этих краях уже около года. За мехабыком, гремя цепями, уныло брели "еретики-староверы". Одни из тех немногих, кто еще рискует отмечать праздники наших предков- Новый Год и Масленицу. По бокам шли надсмотрщики. Пустые прорези масок холодно осматривали галдящую толпу, выискивая бунтарей и противников церкви.
Я спрятался за угол и затаил дыхание. Если меня словят- неминуемо отправят на каторгу, и тогда моим детям, Марте с Климом не выжить одним...
Минуты казались вечностью. Я дождался, когда скрип металла и лязг цепей полностью стихнет, и потащил елку домой. Осталось немного...